Павел первый и александр борисович куракин. Куракин александр борисович

КУРАКИН Александр Борисович , князь, российский государственный деятель и дипломат, действительный тайный советник 1-го класса (1807). Из рода Куракиных. Брат Алексея Б. Куракина. Крупный землевладелец и душевладелец (ему принадлежали имения в Саратовской, Пензенской, Московской, Санкт-Петербургской, Псковской, Тамбовской, Рязанской губерниях). После смерти отца воспитывался Н. И. Паниным, братом бабушки А. И. Куракиной, вместе с великим князем Павлом Петровичем (будущим император Павлом I), стал другом детства наследника престола. Слушал лекции в университете Кристиана Альбрехта в Киле (1766), Страсбургском (1769) и Лейденском (1770-1771) университетах. По возвращении в Россию в 1773 состоял при великом князе Павле Петровиче, в 1776 сопровождал его в поездке в Берлин для знакомства с невестой - вюртембергской принцессой Софией Доротеей Августой Луизой (будущая императрица Мария Фёдоровна), затем великокняжескую чету - в их путешествии по Западной Европе (1781-82). С 1777 исполняющий должность оберпрокурора 3-го департамента Сената, в 1779 исполняющий должность обер-прокурора 2-го департамента. В 1780-83 предводитель дворянства Санкт-Петербургской губернии и заседатель в 1-м (уголовном) департаменте Верхнего земского суда. Один из инициаторов открытия в 1778/79 масонской ложи «шведской системы строгого наблюдения» в России, которую императрица Екатерина II подозревала в подстрекательстве наследника к её свержению. В 1782 за переписку с флигель-адъютантом П. А. Бибиковым, содержавшую критику Г. А. Потёмкина (смотри Потёмкин-Таврический) и нравов российского двора, удалён в саратовское имение (впоследствии благодаря великому князю Павлу Петровичу получил разрешение дважды в год посещать столицу). Возвращён ко двору императором Павлом I при его вступлении на престол. Член Совета при Высочайшем дворе (1796-98, 1801). В 1796-98 член Коллегии иностранных дел (в 1801-02 управляющий ею) и вице-канцлер (вновь в 1801-02). Вместе с Ф. В. Ростопчиным и великим князем Александром Павловичем (будущим императором Александром I) разбирал бумаги императрицы Екатерины II и, вероятно, участвовал в уничтожении её завещания, лишавшего Павла I престола. Полномочный представитель Его Императорского Величества при подписании 4(15).1.1797 Конвенции с Мальтийским орденом (смотри в статье Иоанниты) об учреждении Великого приорства Российского (великий бальи ордена с 1801). Действительный член Российской академии (с 1798). Сенатор (с 1798). Должности вице-канцлера лишился в результате придворной интриги И. П. Кутайсова (из рода Кутайсовых), имевшей целью ослабить влияние «партии» императрицы Марии Фёдоровны, к которой относили обоих братьев Куракиных. Его опала прекращена после отставок Н. П. Панина и Ф. В. Ростопчина. 1(13).3.1801 подписал договор со Швецией о дружбе, торговле и мореплавании. С 1801 года член Непременного совета. С 1802 канцлер российских орденов. После поражения 3-й антифранцузской коалиции сторонник заключения франко-российского союза. Российский посол в Вене (1807-08). Сменил П. П. Долгорукого и П. Я. Убри на переговорах в Тильзите, участвовал в подписании Тильзитского мира 1807. Посол в Париже (1808-12; одновременно с 1810 член Государственного совета). Проявлял большую настойчивость, пытаясь добиться подписания конвенции, гарантировавшей отказ Франции от восстановления Польши, чем вызывал нарастающее раздражение Наполеона I. Прославился героическим поведением во время пожара на балу у австрийского посла князя К. Ф. Шварценберга (1810). С 1811 в депешах призывал императора Александра I готовиться к войне с Францией, предлагал добиться поддержки или нейтралитета со стороны Австрийской империи и Пруссии, заключить мирный договор с Османской империей, а с Великобританией и Швецией - союзы, в случае войны рекомендовал избегать генерального сражения, используя тактику «малой войны», применяемую испанцами против французов. В феврале 1812 предлагал Н. П. Румянцеву вести с Наполеоном I переговоры, чтобы оттянуть начало войны. До конца жизни сохранял облик и привычки вельможи 18 века; за любовь к бриллиантам и чрезмерное внимание к одежде получил прозвище Павлин. В браке не состоял, имел множество внебрачных детей, от него произошли два баронских рода - Сердобины и Вревские.

В 1804 году перевёл в вольные хлебопашцы около 3 тысяч крестьян слобод Белокуракинская и Павловка Старобельского уезда Воронежской губернии. Уступил им 60 тысяч десятин (65,5 тысяч га) земли за выкуп.

Член ВЭО (с 1776), в 1797 избран его президентом (от должности отказался).

Награждён орденами Святого Александра Невского (1796), Святого Андрея Первозванного (1796), Владимира 1-й степени (1802) и др.

Соч.: Souvenirs d’un voyage en Hollande et en Angleterre. Saint-Рétersbourg, 1815; Описание путешествия в 1786 г. вниз по Суре... // Сура. 2001. № 1.

Лит.: Кузина И. А. Князь А. Б. Куракин. Дипломат и человек (по материалам Архива внешней политики Российской империи МИД России) // Куракинские чтения. М., 2006; Шляпникова Е. А. А. Б. Куракин // Вопросы истории. 2007. № 3.

Дипломат, вице-канцлер, президент Коллегии иностранных дел, член Государственного Совета, один из самых влиятельных сановников второй половины XVIII – начала XIX в., князь.

Родился в Москве. Сын гофмейстера князя Бориса-Леонтия Александровича Куракина и Елены Степановны, урожденной Апраксиной. Брат генерал-прокурора Алексея Борисовича Куракина.

Воспитывался вместе с наследником Павлом Петровичем, будущим императором Павлом I, став его приближенным. Учился в Лейденском университете. В 1771 г. Куракин путешествовал по Англии, оставив об этом подробное описание в изданной им книге.

В 1787 г. Куракин был назначен камергером и обер-прокурором Сената. Сопровождал Павла Петровича в его путешествиях за границу.

Взойдя на престол, Павел I произвел Куракина в тайные советники, назначил вице-канцлером и членом Совета при императоре.

При императоре Александре I Куракин был канцлером российских орденов. Участвовал в заключении Тильзитского мира, после чего был отправлен в Вену с дипломатической миссией. В 1808–1812 гг. служил послом в Париже. В 1810 г. Александр Борисович сильно пострадал на печально известном бале в доме австрийского посла по случаю бракосочетания Наполеона I с эрцгерцогиней Марией Луизой Австрийской. Там случился страшный пожар, погибло несколько десятков людей. Пыляев описал несчастье самого Куракина: «Он очень обгорел, у него совсем не осталось волос, голова повреждена была во многих местах и особенно пострадали уши; ресницы сгорели, ноги и руки были раздуты и покрыты ранами; на одной руке ожог оказался настолько силен, что кожа слезла, как перчатка. ... Платье на нем тлело, и его тушили водою из лужи, между тем как другие отрезывали бриллиантовые пуговицы его одежды». Свидетель событий, секретарь посольства, описал причину, из-за которой Куракину не удалось спастись в числе первых: «он оставался почти последним в огромной, объятой пламенем зале, выпроваживая особ прекрасного пола и отнюдь не позволял себе ни на один шаг их опереживать».

По свидетельству современников, Александр Борисович был необычайно тщеславен и склонен к внешнему блеску, за что получил прозвище «бриллиантовый князь». Он был одним из самых богатых людей России. Его имение Надеждино в Саратовской губернии было построено по образцу царских дворцов, где князь жил, окруженный огромной свитой.

К концу жизни А.Б. Куракин был кавалером всех российских орденов.

Женат не был, но имел до семидесяти побочных детей. От него произошли бароны Вревские и Сердобины.

Умер Куракин в Веймаре в Германии. Погребен в Павловске в придворной церкви Св. Марии Магдалины. На его могиле императрица Мария Федоровна воздвигла памятник с надписью: «Другу супруга моего».

Князь Алекса́ндр Бори́сович Кура́кин (18 (29 ) января - 24 июня (6 июля ) ) - русский дипломат из рода Куракиных , вице-канцлер (1796), член Государственного совета (1810), сенатор, канцлер российских орденов (1802), действительный тайный советник 1-го класса (1807). Создатель усадьбы Надеждино и владелец Куракиной дачи к востоку от Петербурга . Старший брат Степана и Алексея Куракиных . За «искусную представительность» и пристрастие к драгоценностям прозван «бриллиантовым князем» .

Ранние годы [ | ]

Александр был первенцем князя Бориса Александровича и его жены Елены Степановны , дочери фельдмаршала С. Ф. Апраксина . Незадолго до безвременной кончины отца взят на воспитание братом своей бабушки - Никитой Ивановичем Паниным и привезён из Москвы в Петербург.

Панин собственных детей не имел и, будучи воспитателем великого князя Павла Петровича , поощрял его общение и игры со своим племянником. С того времени князь Куракин сделался одним из самых близких друзей будущего императора, которого в частных письмах величал Павлушкой. Однажды он даже заложил своё имение, чтобы доставить необходимую сумму цесаревичу, нуждавшемуся в то время в деньгах.

В 1766 г. князь Куракин отправлен был для обучения в Киль , в Альбертинскую коллегию, где слушал лекции около года, числясь в то же время при русском посольстве в Копенгагене и получив даже в 1766 г. датский орден. Образование своё довершил в Лейденском университете в компании таких блестящих молодых людей, как Н. П. Шереметев , Н. П. Румянцев , Н. Б. Юсупов , С. С. Апраксин .

Пребывание племянника в Нидерландах было обставлено графом Паниным как наказание за какие-то шалости, в сохранившихся письмах к дяде молодой князь обещает исся и выражает раскаяние в своих поступках. За время своего гран-тура «мсье Борисов» (псевдоним русского путешественника) посетил также Англию и юг Франции; сжатое описание этой поездки напечатано им в 1815 г. в Петербурге у Плюшара. Всё заграничное пребывание обошлось Куракину в 13000 рублей.

В 1772 г. Куракин, числившийся с детства на службе в гвардии, пожалован был в камер-юнкеры , а в 1775 г. определён в Сенат. В 1778 г. Куракин сделан был действительным камергером , а после проведения реформы дворянского самоуправления был избран петербургским предводителем дворянства . Необременительная эта служба не мешала князю Куракину сопровождать великого князя Павла Петровича в его путешествии за границу , а до этого в Берлин для знакомства с невестой, Софией Вюртембергской , которая научилась ценить дружбу Куракина с венценосным супругом и на протяжении многих лет состояла с ним в переписке.

После Берлина он был отправлен для извещения шведского короля о вторичном браке цесаревича в Стокгольм , откуда слал любопытные донесения Панину. Во время этой поездки Куракин был посвящён в высшие степени масонства с наказом принять на себя гроссмейстерство русской провинциальной ложи, подчинив её главному шведскому капитулу. Статный, ловкий и остроумный красавец-князь пленил сердце молодой графини Ферзен , впоследствии лучшей подруги жены Карла XIII .

По возвращении в Россию князь Куракин вновь становится ближайшим к цесаревичу человеком и едва ли не чаще всех посещает его в Гатчине . Наследник был весьма привязан к нему, называя его своею «душою». Император Иосиф II писал по этому поводу:

Эта дружба не встретила одобрения у правившей тогда Екатерины II , так как ей стало известно, что во время приезда в Петербург шведского короля Густава III , который был по совместительству видным масоном, тот посетил собрание франкмасонов в доме Куракина, где посвятил в масонство и Павла Петровича . Непосредственным же поводом стала перлюстрированная переписка Куракина с молодым П. А. Бибиковым . По настоянию императрицы, с подозрением относившейся к масонам, Куракин был выслан из Петербурга в саратовскую деревню - село Борисоглебское .

Жизнь в деревне [ | ]

Надеждинский парк в начале XIX века

Александр Борисович переименовал село в Надеждино (название ассоциируется с его внутренним состоянием души - надеждой на возвращение в Петербург). Он устроил там роскошную резиденцию, где прожил восемь лет жизнью богатого русского барина. Даже в уединении он поддерживал переписку с царственным своим другом, выписывал из-за границы книги и составил отлично подобранную библиотеку. Он жил открыто, хлебосольно; для гостей были составлены особые правила, имевшие целью предоставить каждому полную свободу и не стеснять и хозяина; один из пунктов гласил следующее:

С великолепием, соответствующим такому образу жизни, предпринимал иногда князь Куракин поездки по своим имениям; одна из них описана в книге 1793 года, составляющей библиографическую редкость: «Описание путешествия в 1786 г. Его Сиятельства… кн. А. Б. Куракина, вниз по Суре от Красноярской до Чирковской пристани…». Подобный образ жизни вовлёк его в довольно значительные долги. Однако император Павел, едва воцарившись, немедленно вознаградил Куракина за его постоянную ему верность, возместил ему все его издержки и излил на него целый дождь милостей.

В 1804 году Куракин даровал свободу своим крестьянам из 22 хуторов (слобод Белокуракинской и Павловки в Старобельском уезде Харьковской губернии), числом до 3000 душ. Он перевел их вечно и потомственно в вольные хлебопашцы , и уступил им до 60 000 десятин земли. Со своей стороны крестьяне обязались внести в продолжение двадцати пяти лет один миллион рублей ассигнациями в Петербургский опекунский совет в пользу воспитанников князя баронов Сердобиных . Эта сумма была ничтожной по сравнению с реальной стоимостью.

Правление Павла [ | ]

После смерти Екатерины II Куракину было позволено вернуться в столицу и продолжить свою карьеру. В течение ноября 1796 г. Куракин пожалован был в тайные советники , назначен членом совета при императоре, вице-канцлером , произведен в действительные тайные советники , получил ордена св. Владимира 1-й ст. и Андрея Первозванного . Кроме того, ему пожалован был дом в Петербурге, а в день коронации более 4 тыс. душ и богатые рыбные ловли в Астраханской губернии , доходами с которых жило население целой большой области .

Государственные дела, судя по всему, занимали нового вице-канцлера меньше, чем придворные интриги; по крайней мере, Греч называет его человеком «пустым и слабоумным». Схожий отзыв оставил и Вигель :

Партия императрицы, к которой примкнул Куракин, непрестанно враждовала с партией Ростопчина . Когда же в 1798 г. императрица Мария Фёдоровна и фрейлина Нелидова лишились своего влияния, князь Куракин как самый верный их союзник был освобождён от дипломатической должности и выслан в Москву. Примерно в то же время (1798) он был избран в члены Академии Российской .

Новая опала, впрочем, не продлилась долго. Уже 1 февраля 1801 г. Куракин присутствовал при освящении здания нового Михайловского замка , а ещё через 20 дней граф Ростопчин был уволен от всех дел и того же числа князю Куракину повелено вступить в прежнюю должность вице-канцлера. Он стал опять часто бывать во дворце, в ближайшем кругу императора, и присутствовал, между прочим, за последним вечерним столом Павла Петровича накануне его убийства.

Именно Куракину было поручено опечатать и разобрать бумаги покойного государя. При вскрытии завещания императора Павла оказалось, что он «своему верному другу» завещал звезду ордена Чёрного Орла , которую носил прежде Фридрих II , сам передавший её русскому цесаревичу, и шпагу, принадлежавшую прежде графу д’Артуа .

Служба послом [ | ]

Рассказывали, что один из таких костюмов спас ему жизнь во время пожара, который случился во время бала , данного в Париже австрийским послом Шварценбергом 1 июля 1810 года . Когда начался пожар, Александр Куракин был сбит с ног толпой, но его богато украшенный камзол защитил своего обладателя от высокой температуры. Тем не менее он получил серьёзные ожоги и был прикован к постели в течение нескольких месяцев; в этом виде он запечатлён на парижской гравюре.

Считается также, что Куракин ввёл в моду (в Европе) привычный способ сервировки блюд, названный позднее «service à la russe » (русская сервировка), который заключается в постепенной подаче блюд в порядке их расположения в меню. Этот новый способ постепенно вытеснил сервировку по методу «всего сразу», использовавшемуся ранее и называемому «service à la française » (французская сервировка, «французская система»).

Живя в Париже в 1772 году, брал уроки танцев у знаменитого балетмейстера Вестриса . На танцах при дворе был постоянным кавалером императрицы Марии Фёдоровны .

Личная жизнь [ | ]

портрет брата А. Б. Куракина Степана Борисовича Куракина

В 1773 году 22-летний Куракин впервые решил жениться. Его выбор пал на графиню Варвару Петровну Шереметеву (1750-1824), внучку фельдмаршала Шереметева ; первую невесту в Москве, как по родству, так и по богатству. Но из-за молодости жениха и его нерешительности свадьба не состоялась. В феврале 1774 года, к большому сожалению Куракина, графиня Шереметева вышла замуж за А. К. Разумовского .

Следующей именитой невестой Куракина была княжна Анастасия Михайловна Дашкова (1760-1831), дочь Е. Р. Дашковой , но это партия не вызвала одобрения у Аграфены Александровны Куракиной, имевшей огромное влияние на племянника. Другая невеста, графиня Елизавета Гавриловна Головкина (1752-1820), правнучка канцлера Г. И. Головкина и внучка А. И. Шувалова , не имея желания выходить замуж, отказала Куракину. Она умерла незамужней.

Последнею попыткою Куракина было сватовство в 1803 году к графине Анне Алексеевне Орловой-Чесменской (1785-1848). На этом браке настаивал граф Орлов , и Анне Алексеевне князь Куракин нравился, но опять из-за нерешительности жениха свадьба не состоялась. Впоследствии их роман перешёл в дружбу и задушевную переписку.

Награды [ | ]

• Орден Святого апостола Андрея Первозванного (5 декабря 1796)
• Орден Святого Владимира 1-й степени (14 ноября 1796)
• Орден Святого Александра Невского (14 ноября 1796)
• Орден Святой Анны (9 апреля 1781)
• Орден Святого Иоанна Иерусалимского , командор (29 ноября 1798)
• Орден Почётного легиона , большой крест (Франция, 1808)

Как-то по вечернему Петербургу шли двое. Один в простом военном мундире, другой - в щегольском кафтане. Настроение у попутчиков было веселое, они травили анекдоты, как вдруг тот, что в мундире, явственно различил голос: “Павел, бедный Павел, бедный князь!”. Он невольно вздрогнул, остановился и оглянулся. Перед глазами предстал таинственный некто в испанском плаще, со шляпой, надвинутой на глаза. Сомнений быть не могло - орлиный взор, смуглый лоб и строгая улыбка выдавали великого прадеда Павла - Петра I. “Не особенно привязывайся к этому миру, Павел, - продолжал державный призрак с неким оттенком грусти, - потому что ты недолго останешься в нем”.

“Видишь ли ты этого. идущего рядом? Слышишь ли его слова?” - обратился Павел к своему товарищу. “Вы идете возле самой стены, - ответствовал тот, - и физически невозможно, чтобы кто-то был между вами и ею. Я ничего не слышу, решительно ничего!” - “Ах! Жаль, что ты не чувствуешь того, что чувствую я, - обронил Павел укоризненно. - Во мне происходит что-то особенное”.

В этом ставшем хрестоматийным эпизоде, после коего Павел Петрович получил известное прозвание “Русский Гамлет”, примечателен не только сам будущий монарх, но и сопровождавший его франт. Последнего за любовь к пышности и блеску именовали не иначе как “бриллиантовый князь”. То был князь Александр Борисович Куракин (1752-1818), который действительно ничего не слышал, ибо его никак нельзя было упрекнуть в нежелании понять мысли и чувства своего царственного друга.

Отпрыск древнего боярского рода, восходящего к легендарному литовскому Гедимину и Владимиру Красное Солнышко, Куракин еще с младых ногтей сблизился с великим князем, став непременным товарищем его детских забав. Дело в том, что обер-гофмейстером Павла был граф Никита Иванович Панин, родственник Куракина, ставший после смерти родителя мальчика (1764) его “вторым отцом”. Как свидетельствовал Семен Порошин, князь Александр Борисович “почти каждый день у его высочества и обедает и ужинает”; они забавляются также игрой в карты, шахматы и волан.

Дружба Александра с Павлом не прерывалась и во время их пятилетней разлуки: Куракин, как и подобало родовитому отроку, получил образование за границей - сначала в Альбертинской академии (Киль), а затем в Лейденском университете. Между ним и цесаревичем завязывается оживленная переписка. “Как мне приятно видеть, что Ваше высочество удостоивает меня своими милостями”, - написал Александр в мае 1767 года. Павел поддерживает контакты с Куракиным и когда тот путешествует по Речи Посполитой, Дании и Германии.

Учеба пошла впрок нашему князю (он овладел несколькими языками, приобрел интерес к наукам и просветительской литературе, к тому же искусился в придворном политесе), но что касается воспитания нравственного. Одно из правил академии, которое студиозусы должны были неукоснительно выполнять, было следующим: “Соблюдайте в жизни целомудрие, умеренность и скромность, избегайте поводов к распутству. Избегайте роскоши, надменности и тщеславия и прочих язв душевных”. А этим-то руководством Александр Борисович как раз открыто пренебрегал.

C 1773 года Куракин состоит уже непосредственно при великом князе, став одним из самых преданных ему лиц. Они часто видятся. Причем их дружеские отношения постоянно крепнут. Привязанность Павла к князю тем более укрепляется после того, как с позором изгнали другого ближайшего сподвижника цесаревича, графа Андрея Разумовского, оказавшегося соблазнителем его первой жены. В 1776 году именно Куракин сопровождал Павла в Берлин на встречу с его невестой Софией Доротеей (будущей императрицей Марией Федоровной). В 1778 году князь был пожалован чином действительного камергера, а в 1781 году избран предводителем дворянства Петербургской губернии. Зная о его близости к Павлу, многие через посредство Куракина ходатайствовали перед великим князем о своих делах и неизменно получали искомую помощь. Настроение таких облагодетельствованных просителей выразил стихотворец Петр Козловский:

Один ли я тебе обязан?

Тобою многие живут!

Тебе в сердцах мы зиждим троны:

Ах, благодарности законы

И самые злодеи чтут.

Во время путешествия по Европе в 1781-1782 годах Александр Борисович также состоял в свите Павла Петровича. По единодушному мнению, Куракин был признан тогда наиболее изящным кавалером в окружении цесаревича. Так, герцог Тосканский Леопольд в письме к своему брату, императору Иосифу II от 5 июня 1782 года говорит, что из всех русских вельмож считает князя самым ”тонким”.

Однако по возвращении из этого путешествия Куракин подвергся опале со стороны императрицы и был отдален от Двора. Причинами сего называют казавшуюся Екатерине вредной масонскую деятельность князя (в 1779 году он был принят в главную Петербургскую масонскую ложу) и перлюстрированное письмо к Александру его приятеля, полковника Павла Бибикова, в котором тот будто бы злословил о монархине, и, наконец, “подозрительная” близость “бриллиантового князя” к наследнику престола. К слову, монархиня вообще ревниво и с опаской относилась к окружению сына; как об этом сказал в сердцах Павел: “Ах, как бы я жалел, имея в свите своей даже преданного мне пуделя; матушка велела бы утопить его”.

Долгие четырнадцать лет Александр Борисович провел в своем имении в саратовской глуши. Но и здесь он поддерживал переписку с великим князем, который испросил у матери разрешение видеться с князем два раза в год.

Свою усадьбу, получившую по его прихоти характерное название Надеждино (он имел в виду надежду, которую не оставлял даже в лихолетье опалы со стороны императрицы), Куракин обустроил по образцу самых изысканных европейских Дворов. Архитектором надеждинского особняка был известный Джакомо Кваренги, однако внутренние покои и три фасада были спроектированы самим князем. Его трехэтажный дом-дворец с торжественным портиком включал в себя 80 комнат, облицованных алебастровыми массами различных цветов. Покои украшала дорогая, редкой красоты и изящества мебель. Богатая картинная галерея содержала несколько сот полотен первоклассных мастеров. Для ее создания Куракин пригласил в Надеждино пейзажистов Якова Филимонова и Василия Причетникова. Обращала на себя внимание и коллекция великолепных гобеленов и собранная хозяином обширная фундаментальная библиотека с книгами на нескольких языках.

Вокруг особняка был разбит английский сад, высились деревянные храмы Дружбы, Истины, Терпения, Благодарности, павильон-галерея “Вместилище чувствий вечных”, памятники-обелиски монархам; в зеленой траве бежали тропинки, названные именами родственников и друзей князя.

Но более всего поражал воображение обслуживавший Куракина придворный штат. Самолюбию князя весьма льстило, что должности дворецких, управителей, шталмейстеров, церемонийместеров, секретарей, библиотекарей и капельмейстеров у него занимали исключительно дворяне (Куракин не скупился, платя им знатное жалование). Свиту его составляли и десятки других “любезников”, без должностей, восхвалявших хозяина. Один историк сказал по этому поводу: “Как у него не кружилась голова в омуте лести, со всех сторон ему расточаемой!”

Александр щеголял и своими “открытыми столами”, за которые обыкновенно усаживались разом несколько десятков человек, в том числе и едва знакомые князю лица. В распоряжении гостей всегда были экипажи и верховые лошади; а на надеждинских прудах желающих ждали шлюпки с разудалыми гребцами. Князь напечатал специальную инструкцию, которая подавалась каждому посетителю Надеждино; в ней есть и такие пункты: “Хозяин почитает хлебосольство и гостеприимство основанием взаимственного удовольствия в общежитии. Всякое здесь деланное посещение хозяину будет им принято с удовольствием и признанием совершенным. Хозяин просит тех, кои могут пожаловать к нему. чтобы почитали себя сами хозяевами и распоряжались своим временем и своими упражнениями от самого утра, как каждый привык и как каждому угодно, отнюдь не снаравливая в провождении времени самого хозяина”.

По инициативе Куракина при усадьбе была открыта школа живописи, а затем - музыкальная школа, в которой проводили занятия парижские музыканты; был создан домашний театр, роговой и бальный оркестры; учреждена богадельня. “Роскошь, которую он так любил и среди коей всегда жил, и сладострастие, к коему имел всегдашнюю склонность, размягчали телесную и душевную его энергию, и эпикуреизм был виден во всех его движениях. Никто более князя Куракина не увлекался удовольствиями наружного тщеславия”, - резюмирует мемуарист. И, действительно, князь похвалялся не только своей баснословно дорогой одеждой, но и великолепными экипажами. Показательно, что во времена Александра I, когда исчезли богатые экипажи, один только Куракин ездил в вызолоченной карете о восьми стеклах, цугом, с одним форейтором, двумя лакеями и скороходом на запятках, двумя верховыми впереди и двумя скороходами, бежавшими за каретой.

Куракин создал в своем Надеждино своего рода культ цесаревича - именем великого князя были названы аллеи и храмы; в покоях стояли бюсты и статуэтки, изображающие Павла; стены украшали его парадные портреты.

В то же время существовал один пункт, в котором князь и цесаревич решительно не сходились. Это их отношение к одежде и щегольству. Великого князя аттестовали как противника мужской элегантности. Поначалу он вообще не придавал нарядам особого значения и не просиживал, как многие царедворцы, часами за уборным столом, а затем он стал ревнителем платья старого прусского образца. Не то Куракин, одежда для которого был вещью архиважной. Михаил Пыляев рассказал: “Каждое утро, когда он просыпался, камердинер подавал ему книгу, вроде альбома, где находились образчики материй, из которых были сшиты его великолепные костюмы, и образцы платья; при каждом платье были особенная шпага, пряжки, перстень, табакерка”.

По словам этого историка, с Александром Борисовичем произошел однажды трагикомический случай: “Играя в карты у императрицы, князь внезапно почувствовал дурноту: открывая табакерку, он увидал,

что перстень, бывший у него на пальце, совсем не подходит к табакерке, а табакерка не соответствует остальному костюму. Волнение его было настолько сильно, что он с крупными картами проиграл игру”.

Комментируя случившееся с князем, исследователь дендизма Ольга Вайнштейн отмечает: “Для него согласованность в деталях костюма - первое условие душевного спокойствия и основной способ самовыражения. Он ведет себя, как классический придворный, использующий моду как устойчивый семиотический код, знак своего высокого положения, богатства и умения распорядиться собственным имуществом. Поэтому невольная небрежность в мелочах для него равнозначна потере статуса или раздетости”.

Но следует оговорить, что Куракин, будучи щеголем, одевался по собственным, им же самим придуманным законам изящества, роскоши и великолепия. Он, по словам Филиппа Вигеля, не желал “легкомысленно и раболепно подчиняться моде, он хотел казаться не модником, а великим господином, и всегда в бархате или парче, всегда с алмазными пряжками и пуговицами, перстнями и табакерками”.

Его глазетовый кафтан, звезды и кресты на шее из крупных солитеров, жемчужный эполет через правое плечо, ажурные кружева на груди и рукавах говорили о своеобразии его вкуса.

Александру был свойственен подчеркнутый нарциссизм. Чем иначе может быть объяснена его поистине маниакальная страсть заказывать свои портреты и раздаривать их своим знакомым?

А писали сии полотна живописцы недюжинные - Помпео Баттони и Ричард Бромптон, Мари Элизабет Луиза Веже-Лебрен и Жан Лоран Монье, Александр Рослин и Иоганн Баптист Лампи-младший, Августин Христиан Ритт и Жан Луи Вуаль. Портреты копировались и размножались крепостными художниками, их повторяли в бесчисленных гравюрах. В письме к Куракину от 22 декабря 1790 года Жан Луи Вуаль сетует, что “чрезмерно светлый цвет одежды и вообще слишком блестящие детали” (на чем настаивал князь) “ослабили немного главную часть. а именно голову, которой должно быть подчинено все остальное”. Однако, такие “блестящие детали” были самоценными для Куракина, и он вовсе не желал ими поступиться.

Именно таким, во всем блеске своего величия, предстает Александр на известном портрете кисти Владимира Боровиковского (1799). Достойно внимания подобранное самим князем гармоничное сочетание цветов в костюме. Искусствовед Татьяна Алексеева описала потрет: “Яркие контрастирующие краски одежды - сверкающее золото и серебро, переливающееся синее и красное, голубовато-белое и черное - лишены резкости, сопоставлены близкими по цвету, но менее интенсивными оттенками малинового, темно-голубого, коричневатого и золотистого”.

Кстати, впоследствии роскошный, залитый золотом мундир спас нашего князя от неминуемой гибели на пожаре, случившемся в Париже во дворце австрийского посла Карла Филиппа Шварценберга 1 июля 1810 года. Золото на одежде Куракина тогда нагрелось, но не расплавилось и послужило своеобразной защитой от огня, а потому он, хотя и получил многочисленные ожоги и лишился бриллиантов на сумму 70 тысяч франков, все же сохранил себе жизнь. На этом пожаре Александр Борисович, как истый кавалер, оставался почти последним в огромной объятой пламенем зале, выпроваживая особ прекрасного пола и не позволяя себе ни на шаг их опереживать.

Надо сказать, что думами о женитьбе Александр Борисович озаботился довольно рано. В письме к Никите Панину от 16 декабря 1773 года князь был откровенен: “Что есть мне полезнее, оставаться холостым, или приступить к предприятию приобрести себе жену, почтенную, добродетельную и со всеми нашим желаниям соответствующими качествами? Правда, что я еще молод, что время от меня еще не ушло, что всегда можно будет по сердечной страсти решиться; но сей страсти самой более всего опасаюся: ею быв ослеплен, редко можно зло от блага отличать. А я предпочтительно желаю, чтобы столь важный выбор во мне единою силою рассудка. руководстван был, и чтобы вместо жаркого любовного пламени, между мною и будущей моею женою сильная, тесная, твердая и неразрушимая стояла дружба”. Показательно, что Куракин апеллирует здесь к рассудку, а не к чувству. Потому, надо полагать, он не женился на прелестной, но небогатой шведской графине Софии Ферзен, к которой испытывал сердечную склонность. Брак между влюбленными не состоялся, но глубина и постоянство их взаимного чувства поражали современников. И каких только именитых барышень не прочили в жены Александру Борисовичу! Среди них и графиня Варвара Шереметева, внучка государственного канцлера Алексея Черкасского и легендарного петровского фельдмаршала Бориса “Шереметева благородного”, и княжна Анастасия Дашкова, дочь знаменитой “Екатерины Малой” (Дашковой), и многие другие.

Друзья не оставляли попыток женить князя и тогда, когда его матримониальные планы терпели фиаско. Старший друг Павел Левашов ободрял его в 1777 году: “Новоподрослых здесь [в Москве - Л.Б.] красавиц не есть конца, невест тысячи, между коими есть и весьма богатых. Я одну из них для Вас заприметил, в которой соединены красота, разум и богатство”. Но, видно, и эта “запримеченная” кандидатура не приглянулась нашему князю. Он так и остался холостяком.

И как не обратиться здесь к любопытной классификации русских бобылей XVIII века, представленной современником Куракина литератором-пародистом Николаем Ивановичем Страховым (1768-1825) в журнале “Сатирический вестник” (1790-1792): “Некто из отродья славных Пустомозгловых говорит: “Будь хоть свинка, да только золотая щетинка”; а как еще таковой из невест для него не выискалось, то по сей причине он и не женится. Г. Спесяга не иначе соглашается согнуть свое колено, как только перед тою, которой бы благородство простиралось за 20 или за 15 колен; но как девушки с толико многими поколениями не отыскивается, по тому самому он не женится. Г. Знатнов сочинил в воображении своем таковое новое положение о невестах, которое превышает силу ума человеческого, а именно: за чины свои, благородство, знатное родство, знатное знакомство положил он за премудрое правило требовать за невестами обычайно всегда вдвое, нежели сколько за ними дают, а как ни которая из невест не удовлетворила сих премудрых его ожиданий, то сей великий человек премалые имеет надежды к браку”.

Оставив в стороне обидные “говорящие” фамилии Пустомозглова, Спесягу и Знатнова, следует признать, что наш князь чудным образом соединял в себе запросы всех этих трех закоренелых холостяков. Родные нередко упрекали его и за боярскую фанаберию, и за погоню за богатым приданым.

Последняя по времени попытка обрести семью, казалось, сулила князю, перевалившему тогда за пятьдесят, удачу - двадцатилетняя богатая невеста графиня Анна, дочь блистательного екатерининского “Алехана”, Алексея Орлова-Чесменского, была весьма к нему благосклонна, равно как и ее отец. Но и тут жених оказался нерешительным, и брак расстроился.

Лучше всего об этом сказал сам Александр, который был не рад своему холостяцкому состоянию. Он написал Панину: “Рассмотрим, милостивый государь, несчастные и часто необходимые, от холостой жизни происходящие следствия, разврат нравов, удаление от добродетели, похищение невинности, забвение собственных дел и собственного домостроительства и разные подобные тому неустройства”.

Очень точно отношение Куракина к дамам охарактеризовал историк Петр Дружинин: “Не сыщется в ту эпоху в России более известного, чем князь ферлакура [вертопраха - Л.Б.] - по примерным подсчетам он имел до семидесяти детей и при этом ни разу не был женат”. В самом деле, не забавен ли этот феномен - обычно дерзкий и напористый с женщинами, он становился нерешительным и пассивным, как только речь заходила о браке!

В этом князь походил на своего титулованного деда, графа Никиту Панина, который безбрачие соединял с самым утонченным распутством. Холостяк Куракин слыл одним из самых искусных обольстителей XVIII века, и астрономическая цифра прижитых им детей-байстрюков ничуть не преувеличена. Известна судьба лишь некоторых из них, получивших потом стараниями князя потомственное дворянское достоинство и величественные родовые гербы. Это дети Куракина от некой Акулины Самойловой - Борис, Степан, Мария, а также единокровные (от других матерей) Павел, Иполлит и Александр, которым были пожалованы титулы баронов и фамилия Вревские (топоним села Александро-Врев Островского уезда Псковской губернии). Другие побочные чада Александра Борисовича - Александр (1), Александр (2), Алексей, Екатерина, Лукерья, София и Анна - стали баронами Сердобиными (от реки Сердобы Сердобского уезда Саратовской губернии, где находилось имение Куракино). Поговаривали, что сластолюбивый князь устроил на верхнем этаже своей фамильной усадьбы нечто вроде гарема. Судачили также, что Куракин не гнушался и связями с дамами самого низшего разбора - главным критерием служила здесь ему та же “сердечная страсть”, которой он так опасался в делах брачных.

Конечно же, Куракин был многогранен и интересен не только своим щегольством и эпикурейством. Александр Борисович был плоть от плоти XVIII века с его глубокими контрастами и противоречиями. Ощущая себя представителем древней фамилии, он всемерно содействовал появлению в печати своего родословия и сотрудничал с знаменитыми Николаем Новиковым, Николаем Бантыш-Каменским. С последним его связывала длительная переписка в течение сорока (!) лет, в которой обсуждались преимущественно темы на злобу дня. Опальный князь даже в ссылке живо интересовался текущей политикой, о чем свидетельствует его обширное эпистолярное наследие. Говоря о политических взглядах Куракина, приходится признать, что он, подобно Павлу, ненавидел радикальных деятелей и Французскую революцию, бичуя в своих письмах “ехидно бредящих” “филозофов нынешнего столетия”, и Александра Радищева прежде всего. Не чужд он был образованности и литературе, и сам грешил сочинительством, издав несколько книг на русском и французском языках. Князь меценатствовал, и многие словесники обращались к нему за помощью, а некоторые даже посвящали ему свои книги. Куракин покровительствовал известному автору “Душеньки” Иполлиту Богдановичу, который, кстати, подражал князю и своим франтовством (этот поэт тоже “ходил всегда щеголем в французском кафтане с кошельком на спине, с тафтяной шляпой под мышкою”). Александр Борисович был также отменным агрономом, применяя на практике, в Надеждино, знания по сему предмету и даже был принят в Вольное Экономическое Общество.

После смерти Екатерины II на Куракина словно пролился дождь чинов, наград и прочих милостей от благоволившего к нему (теперь уже императора) Павла I - гофмаршал, действительный тайный советник, вице-канцлер, кавалер всех высших российских орденов и т. д. Ему были пожалованы дом в Санкт-Петербурге, 4300 душ в Псковской и Петербургской губерниях, а затем вместе с братом он получил 20 тысяч десятин земли в Тамбовской губернии, рыбные ловли и казенные участки в Астраханской губернии и многое другое. И хотя этот головокружительный карьерный взлет “бриллиантового князя” несколько омрачила кратковременная опала, наложенная на него в 1798 году взбалмошным другом-монархом (под давлением соперничавших с Куракиным царедворцев Ивана Кутайсова и Федора Растопчина), положение его в начале 1801 года вновь упрочилось - Александр Борисович вновь стал занимать все мыслимые высшие должности-синекуры.

Вот что говорит о Куракине проницательный современник граф Федор Головкин: “Он любил блистать, не в силу заслуг или внушаемого им доверия, а своими бриллиантами и своим золотом, и стремился к высоким местам лишь как к удобному случаю, чтобы постоянно выставлять их напоказ”.

Потому чины, титулы и награды служили ему в сущности такими же атрибутами щегольства, как пышный наряд или золоченая карета.

В период правления Александра I почетных должностей у Куракина не убавилось. Он стал членом Непременного совета и управляющим Коллегией иностранных дел, затем назначен Канцлером российских орденов. С июля 1806 года он - посол в Вене, после, с 1808 года, - в Париже. В 1812 году

Александр Борисович, между прочим, предпринял попытку урегулировать русско-французские отношения и после неудачи сложил с себя обязанности посла.

В последние годы жизни он не играл заметной политической роли, оставаясь фигурой ушедшего века и - зенита своего величия - Павловского царствования. И вовсе не случайно, что именно ему было поручено разбирать бумаги покойного Павла. В память о той эпохе на почетном месте в его Надеждино длительное время висело огромное живописное полотно Мартина Фердинанда Квадаля “Коронация Павла I и Марии Федоровны в Успенском соборе Московского Кремля 5 апреля 1797 года”, где среди прочих сановников задорно щеголял своим роскошным платьем и сам “бриллиантовый князь”. То, что некогда воспринималось как особый шик и блеск, в новое Александровское царствование, с новыми идеями, дало повод сравнивать Куракина с павлином.

Возлюбивший роскошь, Александр Борисович был, однако, похоронен “без всякой пышности” в Павловске 29 августа 1818 года; на церемонии присутствовали только близкие. В их числе благоволившая к князю вдовствующая императрица Мария Федоровна, которая повелела поставить памятник с барельефом князя и скромной надписью “Другу супруга моего”. Эта эпитафия обладает известной точностью: ведь в историю Куракин вошел, прежде всего, как сподвижник “Русского Гамлета”.

Лев Бердников

Из книги «Русский галантный век в лицах и сюжетах», Т.1

Куракин Александр Борисович (18(29).1.1752, Москва, ≈ 24.6(6.7).1818, Веймар, Германия], князь, русский государственный деятель, дипломат. Воспитывался вместе с будущим императором Павлом I. По его вступлении на престол в 1796 К. был назначен… … Большая советская энциклопедия

Куракин А. Б. (1752–1818) - КУРÁКИН Александр Борисович (1752–1818), князь. В 1796–1802 вице канцлер, през. Коллегии иностр. дел. Участвовал в заключении Тильзитского мира 1807. В 1808–12 посол во Франции, информировал рус. пр во о предстоящем нашествии… … Биографический словарь

- (1752 1818) князь, российский дипломат. В 1796 1802 вице канцлер, президент Коллегии иностранных дел. В 1808 12 посол во Франции, своевременно информировал русское правительство о предстоящем нашествии Наполеона I … Большой Энциклопедический словарь

Куракин, Александр Борисович - КУРАКИН Александр Борисович (1752 1818), князь, российский дипломат. В 1796 1802 вице канцлер, президент Коллегии иностранных дел. В 1808 12 посол во Франции, своевременно информировал российское правительство о предстоящем нашествии Наполеона I … Иллюстрированный энциклопедический словарь

I (1697 1749), князь, дипломат, сенатор (с 1741). Сын Б. И. Куракина. Один из первых русских людей, получивших образование за границей. В 1722 24 посол в Париже. Под руководством отца обеспечил содействие Франции в сохранении русско турецкого… … Энциклопедический словарь

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Куракин. Запрос «Куракин, Александр Борисович» перенаправляется сюда; см. также другие значения. Александр Борисович Куракин … Википедия

Портрет Александра Куракина кисти Владимира Боровиковского. Князь Александр Борисович Куракин (18 января 1752 24 июня 1818) российский государственный деятель и дипломат, член Государственного Совета (с 1810), действительный тайный советник.… … Википедия

Вице канцлер, друг Павла I; р. 18 янв. 1752 г., † 25 июня 1818 г. Дополнение: Куракин, кн. Александр Борисович, † 2 го (а не 20 го) октября 1749 г. в Москве, погребен в Чудовом монастыре. {Половцов} …

Канцлер российских орденов, действительный тайный советник 1 го класса, член Государственного Совета; род. 18 января 1752 г., ум. 24 июня 1818 г. Отец его был кн. Бор. Алек. Куракин, первый президент Коллегии экономии, мать княгиня Елена… … Большая биографическая энциклопедия